Ильевский Тимофей Зиновьевич родился 14 июля 1961 г. в Бресте. Окончил Брестский техникум железнодорожного транспорта, работал слесарем контрольно-измерительной аппаратуры на машиностроительном заводе.
С 1988 по 2001 гг. трудился в Брестском областном Центре молодёжного творчества.
По окончании в 1994 году Белорусского государственного университета культуры учился в аспирантуре, преподавал в специализированных театральных классах. С 2001 г. – режиссёр-постановщик, с 2018 г. – главный режиссёр Брестского академического театра драмы. На профессиональной сцене поставил более 30 спектаклей, многие по своим инсценировкам.
Печатался в областных и республиканских периодических изданиях. Пьесы в стихах ставились на любительской и профессиональной сцене. Пьеса «Homo ludens» опубликована в сборнике пьес современных белорусских драматургов «Une Moisson en hiver» («Урожай зимой») французским издательством «L’espase d’un instant» в 2011г.
Пьеса «Францыск. Прыпавесць» победила в белорусском драматургическом конкурсе «Францыск Скарына i сучаснасць» в 2016 году, напечатана в одноимённом сборнике Национальной библиотеки Беларуси в 2017 году, а также в сборнике «Семь лучших пьес «ЛитоДрамы – 2018». Пьеса «Пенаты» опубликована в польском переводе в сборнике «Nowa dramatyrgia bialoruska. T.7. Zagubieni» (2018) и в российско-украинском драматургическом альманахе «Terra poetika» (2018). Пьеса «Последний герой» поставлена на сцене Московского художественного академического театра им. М. Горького в 2019 г.
Пьесы Тимофея Ильевского были отмечены на драматургических конкурсах «Свободный театр» и «Write-Box» (Беларусь, «Ремарка», «Исходное событие – ХХI век», «ЛитоДрама», «Действующие лица» (Россия), «Bagenweiler» (Германия).
Живёт в Бресте.
В поисках вчерашнего времени На столе между пиццей, компотом и кислым вареньем Распластался «Хазарский словарь» на тридцатой странице… Я пытаюсь беспомощно вымучить стихотворенье, Я припомнить хочу неуставшие, прежние лица Подзабытых друзей, совопросников прошлого века. Но под ретушью времени лица едва различимы. Как свихнувшийся плейер, вертящийся в поисках трека, Что затёрт навсегда, путешествую в прошлые зимы. Дневники – как гербарий, где чувства – как листья сухие. Всё безжизненно в них, всё подёрнуто пеплом остывшим. На рецензию Хроносу предоставляю стихи я, Я из рода Раневских, поющих о срубленных вишнях. Безнадёжный искатель вчерашнего дня, археолог, Потерявший останки умерших любовей и мнений, Я надеюсь найти, раскопать самый первый осколок, Странно выпавший в связке предшествующих поколений. Я боюсь оказаться Хазарского ханства потомком: У Хазарии, кроме названия, всё эфемерно. Я хочу рассказать своё время – печально, негромко, Хоть для сына его сохранить я обязан, наверно…
Два поэта Два поэта молчали за кружками пива О главном. В никуда шли фламингоподобные дивы Забавно. Мимо шли алкоголики и работяги Со смены. Мимо шли (так казалось) деревьев коряги И стены. Мимо плыли Фиаты, Пежо, Мерседесы И Вольво. Развалились под зонтиком бара повесы Привольно. Шли старухи, тащили картонную ношу Фатально. Вечер был ни плохой, ни хороший, – Печальный. Два поэта искали хмельно и натужно Приметы, И казались каким-то довеском ненужным К сюжету Равнодушного города, странного мира Людского, Сверхфальшивою нотой в потёмках клавира Чужого. В городской перспективе химерно смотрелись Поэты, Словно в белой зиме многоцветная ересь Из лета, Словно жёлтые розы в руках у невесты – Разини, Словно обледеневший отрог Эвереста В пустыне. Им понятно, что всё оборвётся на вздохе Бесславном, И надо успеть со-молчать в суматохе О главном.
Перечитывая главу седьмую... Если мир утопает в трясине безверия, Если рушатся души, а следом – империи, Кто-то должен решиться на дело мужское: Хоть для нескольких душ стать спасителем-Ноем. Надо к морю идти, там из древней акации Просто строить ковчег, не читая нотации, Не взывая, не споря, не тратясь на частности, Даже если весь мир не предвидит опасности. Надо молча строгать брёвна-мачты шершавые, Хоть другие себя изнуряют забавами, Хоть дуреют в разврате, унынье и лени Накануне великой воды и забвенья. Всё рассудит потоп: кому дно, кому небо... Если знаешь свой крест, снисхожденья не требуй, И без трепета в сердце решись на мужское: Хоть для горстки детей стань спасителем-Ноем.
* * * Вроде тёртый калач, вроде лыком не шитый, Но опять, как юнец, попадаю впросак, И не вижу, что друг – это недруг сокрытый, А солидный философ – надутый дурак. Открываюсь в порыве душевных волнений И под дых получаю от «как бы друзей». Не пойму ожиданий иных поколений Да, пожалуй, и смысла сегодняшних дней. Злобный пёс одиночества вновь пробудился И загнал меня в серые будни тоски. Этот казус со мной не впервой приключился. Может стану мудрей? – Жаль седеют виски.
* * * Так и живём: параллельно, не соприкасаясь... Каждый ведёт разговоры о чём-то своём... И не случается больше ни связь и ни завязь... Бывший жасмин обернулся иссушенным пнём. Так и живём: в разлинеенной буднями клетке, Выверен смертнойтоской каждодневный маршрут. День не приходит без кофе, а ночь – без таблетки, Годы же (вот парадокс!) всё идут и идут. Так и живём! Как планеты в глухом мирозданье Кружим и кружим по эллипсам чуждых орбит. Мы холодны и освобождены от страданья. Может быть, и не живём, только делаем вид...
